КОНЕЦ ХХ ВЕКА
На протяжении шести тысяч лет человеческой цивилизации никакого среднего класса не существовало. Был слой сверхбогатых людей, спускавших целые состояния на предметы роскоши и развлечения, и была масса бедняков. Рост экономики или успешные завоевания на доходы обычных людей влияли слабо. Зарплаты росли только после опустошительных войн или эпидемий, когда возникал дефицит рабочей силы, и снижались по мере восстановления населения.
Решительные перемены произошли в ХХ веке и стали следствием успехов борьбы рабочего класса и левых сил за социальные перемены. Люди стали трудиться меньше, а жить лучше. Появилось право на 8-часовой рабочий день, отпуск, пенсию, медицинскую помощь, стабильные выходные, был запрещен детский труд, установлена минимальная зарплата и введено множество других немыслимых ранее опций. Возник т.н. «средний класс», то есть категория людей, достойно живущих своим трудом, чья доля в национальном продукте соответствовала их доле в населении.
С 80-х годов ХХ века рост благосостояния замедлился, а затем стали нарастать тенденции возврата к «старому доброму времени», когда верхушке принадлежит все, а остальные перебиваются от зарплаты до зарплаты.
В США доля среднего класса в населении сократилась с 32% до 26%, то есть каждая шестая семья из среднего класса перешла в категорию людей со сравнительно низкими доходами. Сказанное, хотя и не так заметно, происходит и в Европе, включая даже Скандинавию. Применительно к России и другим постсоветским странам имущественное расслоение достигло наиболее гротескного характера.
Все это сопровождается медленным растворением права на пенсию, заменой зарплат «доступными кредитами», остановкой социальных лифтов и ползучей приватизацией медицины и образования.
Оставим в стороне вопрос, означает ли это некую историческую безысходность. Для нас очевидно, что в условиях глобальных вызовов индивидуальные стратегии выживания будут неэффективные для 99 людей из ста. Нам надо искать глобальные ответы.
И для начала мы отметим, что объективных предпосылок для ухудшения качества жизни трудящихся нет. Экономика растет быстрее, чем численность населения. Проанализировав рост экономики США в 1977-2007 годах, Томас Пикетти пришел к выводу, что три четверти доходов от этого прироста достались верхним 10% американцев. В России в 2014-2022 годах экономика выросла на 97%, обогнав инфляцию, в то время как доходы населения на 64%, инфляции уступив.
Соответственно, в основе ухудшения положения дел находится рост неравенства, а в основе роста неравенства ослабление социальной борьбы. Если в 1970 году в США бастовали 2.5 млн человек, то в 2022 году — 120 тысяч, в двадцать раз меньше. Почему?
Деиндустриализация труда
Технический прогресс вытесняет ручной труд. В городе Дунгуань китайской провинции Гуандун в 2015 году был открыт первый полностью роботизированный завод. Раньше такие производственные мощности потребовали бы 650 человек, сегодня их там всего 60. Весь персонал – это инженеры, менеджеры, контролеры и никаких рабочих. Статистически одни плюсы: производительность выросла на 162,5 %, а количество брака снизилось в 5 раз. В будущем компания планирует сократить численность людей до 20.
В Астраханской области один итальянский томатоуборочный комбайн заменил пятьсот сельхозрабочих.
В металлообработке один робот заменяет трех квалифицированных рабочих, при этом обеспечивая рост выпуска продукции на 20%.
Прямым результатом является сокращение относительной доли, а где-то и абсолютного числа промышленных рабочих, занятых квалифицированным трудом.
Как отмечается в докладе ACTRAV — Bureau for workers activities Международной организации труда — в настоящее время на обрабатывающую промышленность приходится всего 16% занятых в развитых мире и 6% в развивающихся. Рекорды на рынке труда бьет сфера услуг. На нее приходится 75% занятости в развитых странах и 21% в развивающихся (еще 70% работников в третьем мире заняты в сельском хозяйстве).
«Голубые воротнички» — промышленный рабочий класс — вытесняются «розовыми воротничками», то есть продавцами, консультантами, работниками кафе, индустрии развлечений и логистических фирм. Это в том числе предполагает и замещение больших коллективов малыми, и большую атомизированность работников, и более широкое поле конкуренции между коммерческими субъектами при снижении квалификационных требований к работникам. На Западе статистика показывает рост числа высококвалифицированного и низкоквалифицированного персонала при провале числа работников средней квалификации, которые как раз и формировали т.н. «средний класс».
ФРАГМЕНТАЦИЯ ТРУДА
Насколько растет доля занятости, приходящаяся на малые и средние предприятия? Если в 2003 году МОТ оценивал ее в 31.2%, то в 2016 году уже в 34.8%. «С учетом неформального сектора доля таких предприятий в совокупной занятости достигает 90%», — отмечает ACTRAV.
В Японии на предприятиях с числом работников менее ста профсоюзного членства практически нет, между тем как в более крупных организациях в профсоюзах состоит 35% трудящихся. В Европе соотношение получше, но смысл такой же. В Германии, например, на малых предприятиях с числом сотрудников менее десяти средний охват профсоюзами не превышает 7-8%, в организациях от десяти до ста работников — 15%, и в крупных фирмах уже 20%.
СРОЧНЫЕ КОНТРАКТЫ
Зона срочных контрактов разливается по всему миру. Если ХХ век был эпохой стабильности в трудовых отношениях, то сейчас происходит их диффузия. Одним из серьезных вызовов для прав работников стал переход на срочные контракты.
В России срочные договоры представляют не столь масштабное явление как, к примеру, отсутствие договоров вообще. Хотя, к примеру, в высшей школе преподавательский состав переведен именно на срочные договоры, что позволяет держать преподавателей под жестким контролем и облегчает увольнения по политическим или иным причинам.
Но, к примеру, в Беларуси на срочные договоры переведен практически весь работающий класс. Еще в 1999 году декретом президента разрешено заключать срочные контракты без всяких ограничений по профессиям и видам работ.
В Великобритании расширяются контракты с нулевым рабочим днем (когда есть работа без фиксированной оплаты и гарантированных часов занятости, то есть в понедельник человек может работать час, во вторник четыре, а в среду вообще не быть вызван).
В Японии еще в 1999 году прекратилась система пожизненного найма, на место которой пришли временные контракты. Уже через десять лет такие срочные договоры охватили треть рабочей силы.
Разумеется, переход на срочные договоры прямым и отрицательным образом сказывается на заработной плате. В той же Японии зарплаты временных работников вдвое ниже тех, что трудятся на постоянной основе.
Неформальная занятость
В России огромная масса работников либо не имеет официальной занятости вообще, либо оформлена на минимальную зарплату, либо переведена в число «самозанятых». Во всех трех случаях люди находятся в крайне высокой степени зависимости от работодателя.
Сколько таких людей? Несколько лет назад актуарный отдел Пенсионного фонда оценил число лиц, постоянно осуществляющих страховые взносы, в 45 млн человек при общей численности работоспособного населения в 80 млн. В настоящее время на фоне кадрового дефицита ситуация несколько улучшилась, как показывают темпы роста сбора страховых платежей, но в целом остается весьма проблемной. Жалобы 47% россиян на недосып, вызванный плотным рабочим графиком, как раз оттуда. У этих людей нет права на 8-часовой рабочий день.
В их числе миллионы курьеров, таксистов и репетиторов онлайн школ, которые не имеют ни пенсионных прав, ни твердой заработной платы, ни гарантий от расторжения договора.
Понятно, что работнику, который может быть уволен без объяснения причин просто по истечению договора, или у которого договора нет вообще, отстаивать свои права существенно сложнее. Такой опции как суд, например, у него фактически нет. Кроме того, кадровая текучесть затрудняет установление горизонтальных связей в коллективах, создание атмосферы товарищества и профсоюзной солидарности.
Если в 60-е годы промышленный рабочий на Западе за свою трудовую жизнь в среднем менял четырех работодателей. Сегодня он достигает этого уровня уже к тридцати годам. Сказанное верно и в отношении нашей страны.
Между тем именно стабильность рабочих мест, создавая условия для коллективной организации и солидарных действий, обеспечивает поддержание более высоких социальных стандартов. В США среди работников госучреждений 84% пользуются пенсионными программами с правом на стабильный доход после завершения трудовой деятельности. В частном секторе таким правом пользуются всего 21% работников и их число сокращается.
Сказанное относится и к доступности медицины. Причем перемены проходят стремительно. Если в 2001 году в США работодатели оплачивали медстраховки для 74% работников, то в 2010 году — уже 64%, пишет Гай Стэндинг в книге «Прекариат. Новый опасный класс».
СОКРАЩЕНИЕ ЧИСЛЕННОСТИ ПРОФСОЮЗОВ
Прямым следствием срочных договоров и деиндустриализации рынка труда становится сокращение численности профсоюзов. В США, например, профсоюзный охват в госсекторе в 1980-2007 годах практически не изменился, составляя порядка 37%, в то время как на частных предприятиях скатился с 20% до 7%.
В итоге в целом в США профсоюзный охват снизился с 30% до 10%, в Германии с 35% до 18%, во Франции с 20% до 9% и даже в Швеции с 85% до 70%.
Разумеется, нельзя забывать и об антипрофсоюзном законодательстве, но оно является как раз следствием ослабления коллективной борьбы, а не его изначальной причиной.
Определенная стабилизация численности профсоюзов наблюдается в ряде стран третьего мира, но там нет и роста, хотя развитие производственных мощностей по идее должно сопровождаться и расширением рабочих организаций.
МАНЕВРЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ
Сегодня без учета Китая профсоюзы мира охватывают 10% всех работников мира и 16% всех занятых на официальных договорах. Профсоюзы Китая в силу того, что они являются продолжением государства, следует конечно, рассматривать не как структуру самоорганизации работников.
Более высокая доля членов профсоюзов имеет место быть в общественном секторе (медицина, образование) или в секторах, где требуется высокая квалификация работников и решения нельзя передоверять роботам (авиаперевозки, железные дороги, аэронавигация, морские перевозки, добыча нефти и газа, машиностроение и т.д.).
Однако, как отмечалось выше, все большая часть работников трудится в сфере услуг и автоматизация производства все равно будет усиливаться.
Для профсоюзов возникает задача не просто «держать строй», а проводить маневренную линию, наращивая свое внимание к проблемам работников секторов, не охваченных сейчас профсоюзами. В этом смысле в последнее время сделано ряд серьезных шагов по защите платформенно занятых, в том числе с формированием новых профсоюзах в соответствующих отраслях. На сегодня из 214 млн членов профсоюзов к числу самозанятых относится порядка 15 млн человек. Забастовки, волна которых поднялась в Европе и США в последние два года, сопровождались серьезными требованиями не только к работодателям и государству, но и к партиям, представляющим рабочую повестку.
Если говорить о России, то КТР как раз осуществляла гибкую политику, опираясь в своей работе на транспортные профсоюзы с высокой долей квалифицированного труда и реализуя проектные кампании в новых секторах.
«Профсоюзы нередко имеют широкую общественную поддержку, которая далеко превосходит их сокращающуюся численность», — отмечается в докладе ACTRAV. Ярким подтверждением сказанного служит деятельность профсоюзов «Действие» и «Курьер». Первый, объединяя всего несколько тысяч человек из двухмиллионной армии российских медработников, благодаря серии ярких и успешных акций смог обрести широкое освещение в медиа и стать драйвером правильных изменений в решениях правительства. Второй вряд ли объединял на пике своей активности более тысячи российских курьеров, но заставил пойти на резонансные уступки такие гигантские корпорации как Яндекс.Еда и Mail.Group.
Вместе с тем, сюжет, при котором десятки миллионов с интересом смотрят в соцсетях за тем, как считанные сотни людей отстаивают коллективные права, очевидно, не поменяет положение дел в целом.
Ограничительные решения, по сути запретившие митинги и ограничившие свободную дискуссию в интернет, включая замедление популярных видео-платформ, являются серьезным сдерживающим фактором вовлечения новых сил в профсоюзное движение, поскольку оно не может опираться только на переговоры, а имеет в своей основе коллективные действия, возможность которых сейчас серьезно снижена, и свободный обмен мнениями.
Очевидно, что определенным способом поддержания динамики может стать более активное и техничное продвижение профсоюзной — именно профсоюзной, а не просто рабочей, учительской, медицинской и пр. — повестки в медиа-пространстве. Особое значение приобретает популяризация любых более-менее заметных успехов, поскольку на общем фоне замораживания активности она создает яркий контраст, создающий ощущение сохраняющихся возможностей.
Важное значение, полагаю, имеет публичная реакция КТР на расширяющиеся инициативы по применению детского труда в опасных работах, расширению сверхурочных, узаконению гражданско-правовых отношений в платформенной занятости и прочее.
Вряд ли в обозримое время условия для коллективной самоорганизации в России станут лучше, но мы должны использовать все сохраняющиеся возможности для сохранения и развития реальных профсоюзов в России.
